Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки - Страница 133

133

В понедельник я влюбляюсь,
А во вторник признаюсь,
И взаимность получаю
В среду, также как в четверг,
А на пятницу ревнуют,
А в субботу, в воскресенье
Новой страсти я ищу.

Ревность – как волны,
Думаешь – горы,
Смотришь – как пена,
Вот уже нет.
С ветром приходят
Ревность и волны,
С ветром уйдут.

Нежным веером ты веешь
На себя, чтоб освежиться,
И даешь тихонько знаки
Незаметные другому.
Тем же веером ты можешь
Окружить себя прохладой,
Окружить меня огнем.

Женщины как книги, –
Думаешь:
«Вот новость, Дай-ка, я куплю».
Развернешь, посмотришь, –
Читано давно уж.
Сколько переделок
Заново идет!

Любовь есть ребенок.
Когда он родится,
Даешь ему мало,
Он больше не просит,
Но чуть подростет,
Все больше он хочет,
Все просит еще.

Через целых пять окон
Чувств моих ты вошла,
Ты вошла прямо в сердце,
И не чувствовал я.
Но узнай, что не можешь
Ты уйти незаметно,
Чтоб не чувствовал я.

Ты глядишь и молчишь,
Дни идут и проходят,
Я гляжу и молчу,
Двести лет так продлится,
Друг на друга смотря,
Мы с тобой не заметим,
Что приблизилась смерть.

Я хотел бы светлой
Быть слезой твоею,
По лицу скатиться
И упасть на грудь.
И в твое сердечко
Я тогда вошел бы,
И остался в нем.

Сердце мое, летая,
В грудь к тебе залетело,
Вдруг утратило крылья,
И вот осталось внутри.
Ты люби его крепче,
Сердце мое уж не может
Теперь улететь от тебя.

У тебя глаза не очи,
У тебя не взоры – стрелы,
Только взглянешь – я мертва.
Так гляди же больше, больше,
Пусть, с тобой встречаясь взором,
Каждый миг я умираю,
Пусть от счастья я умру.

Под окном стоял в меня влюбленный,
Под окном он так мне говорил:
«– О, царица, гордая орлица,
Ты когда на волю улетишь?» –
От окна ему я отвечала:
«– Улечу с тобою, жизнь моя,
Улечу, когда возьмешь меня».

Красавица нежно спала,
Во сне говорила:
«– Где же, мой милый, о, где?
Жизнь без него мне могила.
Проснись, наклонись же ко мне,
Ты видишь, о, мой повелитель,
Тебя я люблю – и во сне».

С тех пор как ушла ты,
О, солнце всех солнц,
И птицы умолкли,
И смолкли ручьи.
О, милое счастье!
И птицы умолкли,
И смолкли ручьи.

Тип Дон Жуана в мировой литературе

Есть вопросы, которых разрешить нельзя, – которым можно дать лишь частичное и временное разрешение, хотя именно о них, и только о них, постоянно думают люди в самые напряженные моменты своей жизни. Это вечные вопросы о смысле жизни, о цели жизни, о Боге, о личности, о смерти, о любви. То, что велико, и то что действительно ценно, всегда ускользает от нас. Мы забрасываем наши сети в глубокое море, и мы полны в этот миг молодою надеждой. Мы влечем наши сети к земле, и с гордостью чувствуем, как велика наша добыча: сколько мы сейчас увидим редкостных рыб, и небесных жемчугов, и иных морских сокровищ. Мы вытянули наши сети из глубины на плоскую сушу, и нищие, скучные, стоим на бесплодных песках, с убогой добычей. Когда мы с жадностью протягиваем наши пустые и сильные руки, нам грезится сказочный клад, – когда мы достигаем до конца стремления, мы видим, что в наших руках насмешка над нашей мечтой.

И мы снова и снова будем ставить все те же волнующие нас вопросы, и без конца будем давать им частичное разрешение, чтобы завтра опрокинуть наши собственные сооруженья и приняться за новые построения.

Из таких вечных вопросов один из двух или трех самых жгучих – вопрос о любви.

Мы понимаем, что такое любовь, только тогда, когда мы любим. Мы утрачиваем понимание этого чувства, когда сами перестаем любить. Отсюда наши вечные разговоры о любви и наше вечное ее непонимание. Но так как жажда любви живет в нас всегда, и так как смутное воспоминание о том, как мы любили, неразрывно с нами связано, ни один из типов мировой поэзии не приобрел такой славы и не имел стольких творческих истолкователей, как тип человека, который всю свою жизнь построил на чувстве любви, и трагически оттенил это вечное чувство жестокой насмешкой и собственной гибелью.

В самом деле, существуют великие мировые типы, неизменно приковывающие наше внимание. Похититель небесного огня, Прометей, обративший свою неземную душу к земножителям; волшебник и чернокнижник, Фауст, вступивший в договор с Дьяволом; несчастный отец неблагодарных детей, король Лир; смешной и трагичный рыцарь мечты, Дон Кихот; гений сомнения, Гамлет; царственный себялюбец, и убийца, Макбет, демонический Ричард Третий, полный разрушительного сарказма; злой дух обмана, Яго, этот дьявол в образе человека; красивый соблазнитель женщин, Дон Жуан – эти призраки, более живучие, чем миллионы так называемых живых людей, нераздельно слиты с нашею душой, они составляют ее часть, и влияют на наши чувства и на наши поступки.

Но мы знаем лишь единичную разработку Лира, Дон Кихота, и Гамлета. Мы только в Мефистофеле видим родного брата и двойника Яго. Мы любим Ричарда Третьего главным образом за тот демонизм, который, частично, повторяется в Яго и в Севильском Обольстителе. И лишь один Дон Жуан нашел целую толпу высокоталантливых художников, которой он овладел, как смеющийся и страшный атаман владеет шайкой разбойников. Ну, конечно, это не совсем так. Мы знаем, что Прометей и Фауст тоже не раз приковывали к себе внимание талантливых и гениальных поэтов. Кроме искаженной волею случая трилогии Эсхила, есть христианская разработка типа Прометея, принадлежащая Кальдерону. Есть сильный и заносчивый Прометей Гете. Есть Прометей Байрона, и великолепный, отмеченный печатью сверхчеловеческой красоты, Прометей Шелли. Фауст нашел еще боль

133