Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки - Страница 51

Их дети, они на Земле многочисленны.

2. Изида

(Храмовое славословие)

Многоименная, бывшая древле,
Величайшая между Богов и Богинь,
В изначальности бывшая,
Между всеми – любимая,
Прообраз всех образов,
Солнце в облике женском,
Царица Богинь и Жен,
Око Солнца, правое око Солнца,
Утроликого звездный венец,
Сириус, новую жизнь возвещающий,
Сириус, новый год начинающий,
Открывающий Нильский разлив,
Владычица нового круга,
Что на месте самом лучистом
Восседает в эфирной ладье,
Владычица Неба, высокая в Небе,
Лучистая в солнечном Небе,
Златосветная в свете своем,
Золотая, меж светлыми светлая,
Свежий ветер,
Царица Земли,
Меж могучих могучая,
Владычица Юга и Севера,
Пашня возделанная,
Родом из края, богатого золотом,
Родом из Нубии,
Владычица теплого воздуха,
Огонь извергающая,
Пламя пылающее,
Край Запредельный дарами своими всегда наполняющая,
Великая при Озирисе в Аменти,
Матерь Бога,
Мать Гора,
Мать Утра Златого,
Матерь, вскормившая
Сына, который
В мире отца заместил, Озириса,
Владычица жизни,
Создающая всходы зеленые,
Людям дающая жизнь,
Богам их добро отдающая,
Преображенным дающая их приношения,
Изумрудная, чьи изумруды
Как изумруды Земли,
Владычица хлеба,
Что дала питие, из хлебов приготовленное,
Владычица радости, смеха, любви и избытка,
Что дарует Царю его царство,
И нет без нее Царя,
Владычица Дома Великого,
Владычица Дома Огня,
Ликом прекрасная,
Приязная всюду, во всех краях,
Благосклонная, красиволикая,
Владычица всех чародейств,
Дочь Бога Земли,
Ткачиха и битвенница,
Дочь Всемогущего,
Супруга отца своего солнцеликого Ра,
Чей сын – повелитель Земли,
Чей сын – повелитель глубин,
Чей супруг – Нил в разливе,
Та, что Нилу дает быть в разливе,
Что Нилу дает в час его быть в разливе.

Где мой дом?
Очерки (1920–1923)

Только

Ни радости цветистого Каира,
Где по ночам напевен муэдзин, –
Ни Ява, где живешь среди руин,
В Боро-Будур, Светильник Белый мира,

Ни Бенарес, где грозового пира
Желаешь Индра, мча огнистый клин
Средь тучевых лазоревых долин, –

Ни все места, где пела счастью лира, –
Ни Рим, где слава дней еще жива,
Ни имена, чей самый звук услада,
Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, –

Мне не поют заветные слова, –
И мне в Париже ничего не надо.
Одно лишь слово нужно мне: Москва.

Белый сон

1

Вот уж несколько дней с парижским небом что-то случилось необыкновенное. Я любуюсь на снежные белые крыши, прохожу по хрустящему снегу, ломаю тонкие льдинки. И нежно-молочная даль своей мглой говорит о силе снега, о внутреннем колдовании зимы. Париж хорош всегда, а облеченный в необычное, он чарует особенно. Лица проходящих женщин дышат торжеством, точно это они набросили такую подвенечную вуаль на зримое.

Но я знаю. Это не надолго. Не всякий наряд умеет носить парижанка, хоть во многих она хороша. Этот наряд с нее спадает, потому что он не для нее. Много у нее и силы, и прелести, но не для нее эта чара, моя северная единственная святыня снега и жуткий трагизм льда, то тихий, то звонкий, но всегда ворожащий.

Моя мысль уходит далеко. Туда, в белую Москву и подмосковные места, где мне было трудно, как никогда, но где душа моя пела, где в жестокой раме единственных судьбинных испытаний я терзался, я изнемогал, но где душа моя пела.

Тринадцать месяцев тому назад. Лютый зимний холод. Подмосковное местечко Н., все занесенное снегом. И березы, и дубы, и липы, и ели в белой бахроме. Дома холодно. И, как ни морозно на дворе, надеваешь рваную шубу и идешь греться среди снежных пространств, усыпанных алмазами, покрытых осыпью хризолитов, на которые смотришь – и вот цветной сон, голубой и алый, и белый завладевает через глаза сердцем, и душа уходит в мир, где нет ни холода, ни тепла, а лишь цветистые видения и ткущая сила воспоминаний и надежд.

Но прогулка прогулкой, а мне нужно сделать дело, довольно трудное и безотложное. В доме нет воды. Водопровод, снабжающий все дома местечка водой, замерз. Ни в одном доме нет воды, кроме двух домов, при которых есть колодец. Туда и ходят за водой все. И колодцы не всегда в силах всем дать воды. Приходится ждать, пока снова, без конца вздымая и опуская спасительный рычаг, вызовешь подъем благодетельной влага. В одном колодце вода мутная и пахнет болотом. Я туда не хожу. В другом вода хорошая, всегда свежая, но нужно, – это я сосчитал не однажды, – качнуть тридцать или сорок раз, прежде чем вода начнет течь, и нужно целиком качнуть девяносто или сто раз, чтобы ведро наполнилось до краев. Если же, не наполнив ведра, вздумаешь отдохнуть, вода уходит вниз, и нужно снова качать и качать, как-будто этой предварительной работы не было.

Мое сердце расширено. Такая работа совсем не для меня. Но об этом не приходится думать. Воды нет, а еду приготовить нужно. Та, кого я зову Колибри, бьется около непокорной печки, потому что сырые дрова не загораются. Девочка моя, маленькая поэтесса Мирра, оцепенелая от голода и холода, лежит в постели. Я беру два пустые ведра, – у нас только одно, но, спасибо, хозяйка добрая и одолжает еще другое, – принимаю небрежно-важный вид и иду за водой. Я радуюсь, что приходится идти за водой утром, – там недалеко от колодца собачья конура; я по природе своей – кошка и редко люблю собак, о чем собаки осведомлены своим чутьем и наблюдательностью и отвечают мне сообразной взаимностью, иногда ведущей к осложнениям, – но днем собака привязана, и, враг цепей, я благословляю ее цепь. Я даже не смотрю в ее сторону. Я мурлычу про себя какую-то неопределенную песенку, ставлю ведра и начинаю качать.