Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки - Страница 97

Мне самый опыт возвещает:
Мы здесь до пробужденья спим.
Спит царь, и видит сон о царстве,
И грезит вымыслом своим.
Повелевает, управляет
Среди своей дремотной мглы,
Заимобразно получает,
Как ветер лживые, хвалы.
И смерть их все развеет пылью.
Кто ж хочет видеть этот сон,
Когда от грезы о величьи
Он будет смертью пробужден?
И спит богач, и в сне тревожном
Богатство грезится ему.
И спит бедняк, и шлет укоры,
Во сне, уделу своему.
И спит обласканный успехом,
И обделенный – видит сон.
И грезит тот, кто оскорбляет,
И грезит тот, кто оскорблен.
И каждый видит сон о жизни,
И о своем текущем дне,
Хотя никто не понимает,
Что существует он во сне.
И снится мне, что здесь цепями
В темнице я обременен,
Как снилось, будто в лучшем месте
Я, вольный, видел лучший сон.
Что жизнь? Безумие, ошибка.
Что жизнь? Обманность пелены.
И лучший миг есть заблужденье,
Раз жизнь есть только сновиденье,
А сновиденья только сны.

(II; 19)

Однако жизнь уже вовлекла его в свой водоворот, и ему придется пройти полный круг. Солдаты узнали о дворцовой тайне, подняли мятеж, и приходят к нему в тюрьму, с предложением борьбы за власть. Сехисмундо сперва отвергает их, как призраки. Он говорит:

Уйдите, тени, вы, что ныне
Для мертвых чувств моих прияли
Телесность с голосом, тогда как
Безгласны, бестелесны вы.

Он говорит:

Но надо мной не властны больше
Ни заблужденья, ни обманы,
Без заблуждений существует
Кто сознает, что жизнь есть сон.

Тем не менее один из солдат побеждает его «неделание» остроумным доводом:

Всегда случалось, что в событьях
Многозначительных бывало
Предвозвещенье, – этой вестью
И был твой предыдущий сон.

Сехисмундо отвечает:

Ты хорошо сказал. Да будет.
Пусть это было предвещанье,
И если жизнь так скоротечна,
Уснем, душа, уснем еще.
Но будем спать с большим вниманьем,
Но будем грезить – понимая,
Что мы от этого блаженства
Должны проснуться в лучший миг.
Когда мы твердо это знаем,
Для нас одним обманом меньше,
И мы смеемся над бедою,
Когда ее предупредим.
И раз доподлинно мы знаем,
Что власть всегда взаймы дается,
И что ее вернуть нам нужно,
Сомненья прочь, дерзнем на все.

(III; 3)

Он выигрывает битву, он завладевает королем, но, памятуя пройденный путь, щадит своих врагов, умиротворяет смуту, и, когда все изумляются на его изменившийся нрав, говорит:

Что вас дивит? что вас смущает?
Моим учителем был сон,
И я боюсь, в своей тревоге,
Что, если, снова пробудившись,
Вторично я себя увижу
Меж тесных стен моей тюрьмы!

(III; 14)

Итак Сехисмундо останавливается на убеждении в необходимости строго-сознательной жизни, отдаваемой на благо других, и на убеждении в призрачности наших страстей. По представлению Кальдерона, в мире чувства мы идем от рабства к рабству, и, пока не подчиним наши страсти сознанию, мы жалкие невольники в мире, призраки под властью привидений.

Оставим на время Кальдерона, и перенесемся от испанских настроений совсем в иной мир, в мир индийских созерцаний.

Вот что мы читаем в одной из любопытных книг, в теософской книге Голос Молчания, являющейся типичным произведением Индийской Мудрости. –

Эти поучения для тех, кто не знает опасностей, связанных с низшими силами человека. – Кто хочет услышать Голос Молчания, голос в духовном звуке, и понять его, тот должен отвлечься от мира чувства, который пробуждает иллюзию, сосредоточить свое внимание на том, что внутри.

Рассудок есть великий убийца реальности. Пусть же тот кто познает, убьет убийцу. – Прежде чем душа найдет возможность видеть, гармония внутри должна быть достигнута и телесные глаза должны ослепнуть для всякой иллюзии. – Прежде чем душа найдет возможность слышать, человек должен сделаться глухим для рева и для шепота, для крика разъяренных слонов и для сребристого жужжанья золотой летучей светлянки. – Прежде чем душа найдет возможность постигать и дерзнет припоминать, она должна соединиться с Безмолвным Глаголом, как форма, по которой изменяют глину, должна сперва соединиться с разумом гончара. – Ибо тогда душа будет слушать и будет вспоминать. – И тогда для внутреннего слуха будет говорить Голос Молчания, и скажет:

Если душа твоя улыбается, купаясь в солнечном свете твоей жизни, если душа твоя поет в хризалиде плоти и материи; если душа твоя плачет во внутренних покоях твоей иллюзии; если душа твоя силится порвать серебряную нить, связующую ее с великим Властителем, – знай, познающий, твоя душа – от земли. – Если к мирскому шуму твоя расцветающая душа преклоняет слух; если ревущему голосу великой Иллюзии твоя душа отвечает; если испуганная при виде жгучих слез муки, если оглушенная криками смятения, твоя душа, как пугливая горлица, прячется в тесном обиталище твоего отдельного бытия, узнай, о, познающий, твоя душа есть недостойное святилище ее безмолвного Бога. – Если, возростая в силе, твоя душа ускользает из своего верного прибежища, и, вырываясь на свободу, распростирает свои серебряные нити и устремляется вперед; если, созерцая свой образ на волнах пространства, она шепчет «это я», – сознай, о, познающий, что душа твоя схвачена паутиной обольщения.